(ГП/ДМ, NC-17, слэш, часть 8)
 
 
Едва Андромеда, поцеловав Тедди, аппарировала в Годрикову Лощину, прилетела сова из Гринготтса. Драко тихонько, чтобы не услышал племянник, помянул нижнее белье Мерлина – проклятые гоблины, витиевато извиняясь, сообщали, что решением Совета сегодняшний день признан учетным, а потому назначенная встреча отменяется, но, конечно же, все счета будут обслуживаться в прежнем объеме. В принципе, ничего необычного в этом не было, хитрые параноики всегда уделяли повышенное внимание системе безопасности, время от времени устраивая вот такое вот перетряхивание банка на предмет надежности и секретности. Особенно паранойя усилилась после событий, устроенных Поттером и его друзьями. Драко повертел в руках письмо, размышляя, не сообщить ли Гарри о своих изменившихся планах – и покраснел, вспомнив прошедшую ночь. Нет, пожалуй, лучше написать ему вечером – или, еще лучше, завтра. Чтобы Поттер не решил, будто Драко за ним бегает. О дурацкой ночной ситуации, об Этом, Драко старался не думать. В конце концов, они оба были пьяны. Только внутренний настойчивый голос шептал о том, что с того количества огневиски Драко отродясь не напивался.
 
Тедди спал, когда появилась тетя Андромеда. Рассказала о посещении мемориала, упомянув Поттера, пожаловалась на погоду – вместе посмеялись над мерзнувшими магами. И Драко аппарировал домой.
 
Заняться было совершенно нечем. Проклятые гоблины поломали все планы. Снова мелькнула мысль отправиться к Гарри. И опять Драко задушил ее на корню. Что же это такое, желание увидеть Поттера стало прямо навязчивым. В итоге, промаявшись не меньше часа, три раза собравшись аппарировать в Годрикову Лощину, Драко взял себя, наконец, в руки и решил сделать то, что давно обещал – договориться со своим поверенным на предмет работы с финансами Поттера.
 
Обсуждение было весьма плодотворным. И когда Драко, нагруженный пачкой пергаментов, вышел от поверенного, понял, что если сейчас не посидит хотя бы пять минут, его при аппарации расщепит на тысячу маленьких Малфоев. И, видимо, именно поэтому, усаживаясь за стол в «Дырявом котле», он не сразу уловил, о чем говорят соседи. А когда понял, возликовал. Оказывается, Поттер – небывалое дело – покинул Годрикову Лощину в середине дня. Преподносилось это так, словно Гарри пятьдесят лет не изменял себе, а не три года. Драко мысленно рассмеялся, настроение поднялось, он уменьшил пачку пергаментов, решительно направился к камину и назвал адрес.
 

 

 
Режущая, саднящая боль поднималась от живота, закручивалась спиралью в груди и отдавалась глухими толчками в затылке. На глазах выступила влага. Гарри стер текущие по лицу капли. Ладонь стала красной.
 
Он бежал по дому, каждый шаг взрывался осколками стекла и паркетом, стены вдоль его пути рвались неровными трещинами.
 
Гул камина, выплюнувшего гостя, прозвучал грохотом в ушах. Гарри резко затормозил и ринулся в гостиную. Его сопровождал треск разлетающейся на куски мебели.
 
Посреди комнаты стоял Малфой-младший с потрясенным выражением лица.
 
- Что с тобой…
 
Поток магии подхватил его и изо всей силы швырнул об каминную решетку. Драко охнул и сполз вниз. Гарри ринулся вперед.
 
- Сволочь! Как ты, как у тебя… – Гарри задыхался, слова комкались в горле, мешая дышать. И тогда он просто засадил кулаком снизу в челюсть.
 
Голова с размаху откинулась назад, обнажив белое горло. Что-то хрустнуло – но челюсть врага или собственные пальцы, Гарри уже было безразлично. Удар позволил выплеснуть злость, стало легче, и он снова бил, не глядя, не видя, ощущая под кулаком то мягкое и мокрое, то камень камина, пока какая-то сила не отшвырнула его в сторону. Осознание, что Малфой только что использовал против него беспалочковую невербальную магию – в его собственном доме – заставило Гарри обезуметь.
 
Магия визгливо взметнулась к потолку, стены взорвались штукатуркой.
 
- Ненавижу, тварь! Вас всех ненавижу! Сколько вам ни давай, все равно предадите, сволочи!
 
Схватил Малфоя за мантию, рывком поднял на ноги и одним ударом по лицу отправил в бушующее нутро камина. Следом полетела полная банка дымолетного порошка и вопль «Малфой-мэнор». Брызги крови осели на решетке и тут же оказались слизаны зеленым пламенем.
 

 
Гарри трясло. Снедавшие его боль, ярость и ненависть требовали выхода. Стены вокруг шатались. В затуманенном бешенством сознании мелькнула мысль, что нужно выбираться из дома. Дверь вылетела из петель раньше, чем он прикоснулся к ней. Ринулся к пруду. При его приближении лед взорвался мелкими крошками. Вода забурлила и выплеснулась почти до дна, заливая берег, шипя кристаллами льда и фыркая горячим паром.
 
Гарри пришел в себя от толчка аппарации. Попробовал вскочить. И не ощутил собственного закоченевшего тела. Не получилось даже шевельнуться...
 
- Гермиону. Сюда. – Непослушные губы едва двигались. – Если спросит – расскажешь. Больше никому.
 
Смешная мордочка эльфа задергалась перед глазами и расплылась.
 

 
Драко закрутило и с такой силой выкинуло из камина, что он пролетел до середины гостиной. Скользя спиной по паркету, врезался головой в колонну и потерял сознание.
 
Очнулся он у себя в постели. Болела спина. Затылок ломило – как будто кто-то неумело чертил по внутренней стороне черепа. Драко попытался встать и тут же был вынужден расслабиться – от этого усилия по телу расплылась тошнотворная слабость, а над верхней губой выступили капельки испарины. Челюсть ломило, и к надсадной, ноющей боли сломанных костей добавилось противное зудящее ощущение действия Костероста. Драко провел руками по лицу. В это время дверь открылась, послышались мягкие шаги. Кровать едва заметно дрогнула, когда Нарцисса присела на ее краешек.
 
Драко потрясенно смотрел на мать. Покрасневшие глаза, круги под глазами, поджатые губы. Но движения аккуратные и точные – взяла со столика несколько флаконов с зельем, нацедила в стакан точно отмеренное количество из каждого, невесомо взболтала получившуюся смесь и отставила в сторону.
 
Взмахнула палочкой, трансфигурируя кровать. Теперь Драко полулежал. Она протянула ему зелье, приобретшее прозрачность и пахнущее гвоздикой. Драко заметил, что пальцы у матери едва заметно дрожат. Он молча взял протянутый стакан, так же молча выпил. Зелье словно взорвалось в горле, прокатилось огненной волной от кончика языка до паха и начало растекаться по организму, оставив во рту обжигающую, болезненную горечь. Драко приоткрыл рот и часто-часто задышал, пережидая, когда уйдут неприятные ощущения. На глазах выступили слезинки.
 
– Почему все полезное такое невкусное? – Собственный голос казался чужим.
 
Мать слабо улыбнулась и забрала у него стакан.
 
– Тебя лучше помолчать, пока действует Костерост, – произнесла, наконец, она. Голос был прежний – глубокое мягкое контральто – но Драко уловил в нем ту же самую дрожь, а еще болезненную надтреснутость. Драко не первый раз получал травмы, в том числе и во времена присутствия в поместье Вольдеморта... И она никогда не выглядела так – безысходно и страшно. Произошло что-то еще.
 
– Где папа?
 
Нарцисса вздрогнула.
 
– Что с ним случилось?!
 
– С ним… будет жить.
 
Драко подскочил с кровати. Но Нарцисса неожиданно сильным толчком отправила его на подушки.
 
– Ты будешь спать, сынок. А с твоим отцом все будет в порядке.
 
В голове у Драко зашумело – зелье развернулось в полную силу. Руки и ноги словно онемели, на тело накатила мягкая волна беспомощности. Все плохо. Он закусил губу, стараясь не разреветься. Мерлин, последний раз это с ним было… От воспоминаний стало еще тошнее. Мягкая ладонь матери легла на лоб, потом провела по щекам, стирая влагу. Он с усилием поднял ставшую такой тяжелой руку и накрыл мамину ладонь своей.
 
– Посиди со мной?
 
– Конечно.
 
Последнее, что он запомнил – легкий поцелуй в лоб и ласковое пожатие руки.
 

 
Когда Гарри очнулся, его трясло от озноба. Мысли медленно плыли в голове, формируясь в цепочки ассоциаций и образов. Хотелось позвать эльфа, но сил поднять руку и щелкнуть пальцами не было. Да и неважно. Он точно помнил – произошло что-то плохое. Но вот что именно – пока не понимал. В памяти осталось ощущение безнадежных, липких кошмаров, в которых он ходил по огромному пустому дому, где все двери вели в каморку под лестницей. Он плакал, звал маму, папу, Рона с Гермионой – и рассказывал, как он обязательно найдет… Только вот что – забыл. Снова и снова он распахивал двери, надеясь за одной из них отыскать пропажу.
 
В груди саднила пустота, горло болело. Глаза резало, в них словно насыпали песок, ресницы слиплись. Рядом никого не было. Он тоненько всхлипнул от жалости к себе и снова провалился в душную черноту.
 
Следующее пробуждение оказалось менее тяжелым. Боль притихла, она словно затупилась и спряталась глубоко в душе, хотя все так же монотонно терзала сознание. Горло уже не горело, из глаз ушла резь. По комнате плыл аромат бульона. Гарри с трудом повернул голову. Гермиона сидела, забравшись в кресло с ногами, и читала книжку. Подняла голову, улыбнулась, отложила толстый том и легко вскочила на ноги.
 
– Как ты?
 
Гарри попытался что-то ответить, но голос не слушался.
 
– Понятно. Надо немного поесть. Я вливала в тебя зелья, но нужна нормальная еда – чтобы запустить естественный процесс восстановления.
 
Гарри тихо засмеялся – Гермиона есть Гермиона. Из горла вылетело что-то похоже на хриплое кваканье. Он откашлялся и проговорил:
 
– Хуже чем с похмелья.
 
– Не болтай, – строго сказала девушка.
 
Приподняла Гарри за плечи, подложила под спину еще две подушки.
 
– Бульон.
 
Она наколдовывала на коленях у Гарри крошечный столик. Поставила чашку с одуряюще ароматным отваром и вручила ложку. Ослабевшие пальцы Гарри не могли ее удержать, и тогда Гермиона уселась на край кровати и принялась его кормить сама.
 
– К тебе рвалась Молли, – спокойно рассказывала она, терпеливо выжидая, пока Гарри проглотит ложку бульона, отдышится и откроет рот для следующей порции, – ты же знаешь, как она помешана на лечении и заботе о тебе. Ты, по ее мнению, давно отбился от рук – а тут такой шанс. Но ты был в отключке, камин закрыт, аппарировать можем только я и Рон – в общем, ты бессовестный засранец и должен дать доступ в дом кому-то еще – как раз на такой случай.
 
Гарри закашлялся, поперхнувшись бульоном. Вспоминать о том, что произошло, не хотелось, но слова Гермионы всколыхнули притихшую боль.
 
Гермиона молча вытерла ему рот салфеткой и, набрав следующую ложку, продолжила:
 
– Очень надеюсь услышать твою версию событий. Эльфы понемногу восстанавливают дом, но нужен глобальный ремонт с кучей затрат – разрешение на можешь дать только ты. Поэтому не пугайся, твое жилище все еще напоминает поле битвы с Вольдемортом.
 
Гарри молча глотал прозрачную жидкость с едва заметной горчинкой. Увидев, как он поморщился, девушка произнесла:
 
– Не удивляйся, я всюду добавляю восстанавливающее зелье. Тебе сильно досталось. Я нашла тебя среди обломков, в ледяной одежде и с температурой сорок. И не волнуйся. Никто не знает, что произошло. Всем я просто сказала, что ты подхватил магический грипп.
 
Гарри поднял глаза на Гермиону. Она смотрела ласково и в то же время сердито.
 
- Говорила я тебе… – он поморщился и девушка вздохнула. – Ладно. Обсудим это потом. Бульона с тебя хватит. Сейчас выпьешь зелье и заснешь.
 
Гарри откинулся на подушки и утомленно закрыл глаза. Снова нахлынула мерзкая слабость. Дрожала челюсть, а веки толком не закрывались. Вкуса гадости, которую влила в него подруга, Гарри даже не заметил. Сознание стремительно уплывало прочь, и только обострившееся чувство потери не давало ему заснуть сразу. Гарри знал, что он снова будет искать во сне – и не находить.
 

 

 
Когда Драко проснулся, матери рядом не оказалось. На столике возле кровати стоял поднос с обедом, поблескивал фиал с очередным зельем. Драко залпом выпил колючую жидкость. Есть не хотелось.
 
Последующие дни слились для Драко в один бесконечный кошмар. В какой-то момент ему даже подумалось, что так плохо не было даже во времена Вольдеморта. По крайней мере, тогда его сердце не напоминало одну большую незаживающую рану, а родители были здоровы.
 
Грызла тревога за отца. Его спальня гудела от целительных чар, из-за огромной концентрации магии в комнату было сложно попасть – каждый шаг давался с трудом, приходилось преодолевать огромное сопротивление, чтобы просто подойти к кровати. Как там все время сидела мать, он не представлял. И все же, вглядываясь в белое, восковое лицо, Драко мучительно думал о Поттере. Было больно и стыдно от осознания, что он не может выкинуть мысли о нем даже у постели погибающего отца.
 
А к тревоге примешивалась чудовищная боль от поступка Поттера. Не жаль сломанного носа – в конце концов, не первый раз, хотя об этом мало кто знает, – мучила обида, что тот не разобрался. В чем должен был разобраться Поттер, Драко не знал, но понимал – случилось что-то, буквально сорвавшее крышу хоть и темпераментному, но все же выдержанному гриффиндорцу. Драко почти не помнил, как Гарри его бил – в памяти остались острая боль, осколком вонзившаяся в лицо, липкое ощущение собственной крови и своя полная, всепоглощающая растерянность.
 
Сейчас Драко не понимал, почему он не может перестать волноваться за Поттера. Сердце заходилось от боли и жалости, когда он вспоминал лицо с огромными, почти черными глазами, из которых текли кровавые слезы, словно наяву слышал визг магии и чувствовал тяжелый, иссушающий запах ненависти.
 
Через два дня, измучившись после бессонных ночей, он плюнул и шагнул в камин, назвав адрес Поттера. Ударился о твердую, словно каменную стену запертого входа. Защитная магия мягко подхватила и отшвырнула прочь. Больше он не пробовал. А написанные письма, в которых он изливал желчь и боль, так и не были отправлены. Слава Мерлину.
 
Отцу становилось все хуже. Торпидная фаза травматического аппарационного шока совпала с почти полным магическим истощением – все это на фоне обострившихся последствий применения темномагических заклятий. Попросту говоря – Круциатусов, пережитых во времена Лорда. Драко ничем помочь не мог, Нарцисса медленно таяла. Ходила по поместью с высоко поднятой головой, негромким голосом отдавала приказания эльфам, но он видел, как мать все реже показывается в гостиной, все дольше приводит себя в порядок. Когда появилась тетя Андромеда, он даже обрадовался. Ее приход словно сдвинул неведомую лавину в душе Драко. Гнев, боль, тоска сплелись в душе в один комок, который ему никогда было не распутать – и взорвались злостью на самого себя. В то время, как его мать медленно сходит с ума, а отец умирает, он, как трепетная барышня, ждет у моря погоды. Он вызвал филина и написал Поттеру письмо, вложив в него пергаменты с финансовыми бумагами. Закончил послание словами о том, что высылает документы, так как, возможно, они Поттеру пригодятся – и на этом он, Драко Малфой, общение с Великим героем заканчивает. «Если ты больше не захотел меня видеть, мог сообщить об этом цивилизованно, не ломая при этом нос. Я, Поттер, не поверишь, понятливый – настаивать бы не стал. Прощай. Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего». Только почему-то на душе стало еще хуже, чем было. Но, в любом случае – это был хоть какой-то шаг.
 
И, только отправив филина, Драко узнал от Андромеды, что Гарри уже вторую неделю нигде не появляется – магический грипп. В Мунго ложиться он отказался наотрез, и сейчас возле его постели дежурят по очереди Гермиона и Джинни Уизли. Последняя ради такого случая взяла двухнедельный отпуск от квиддича. Тетя высказала пожелание удачного восстановления отношений этих двоих, хорошо бы – со свадьбой в финале. А еще она была искренне удивлена, почему Драко обо всем этом не знает, но, как воспитанный человек, не стала задавать лишних вопросов. Драко же с каким-то мазохистским удовольствием прислушивался к своим ощущениям – раньше ему казалось, что больнее быть не может, но он понял, как сильно ошибся. Извинился и покинул ее общество, почти бегом добрался до своей комнаты, наложил запирающее заклятье и устроил самую настоящую истерику. Когда он закончил крушить обстановку, то рухнул на кровать и зашелся в сухих рыданиях. Стали окончательно и бесповоротно очевидны – и природа собственных чувств, и вспышки раздражения, и возбуждение, охватывающее его при виде Поттера, которое он ошибочно приписывал азарту возможной схватки. Только вот о сопернике не думаешь так, что скручивает внутренности в толченый кирпич и рвет от ревности сердце. А еще стало ясно, что надо привыкать жить без Гарри. Но филин вернулся с нераспечатанным посланием. И Драко не стал отправлять птицу повторно. А вдруг…
 
Только одна мысль продолжала мучить. Магический грипп – заболевание настолько же известное, насколько редкое. Несколько прививок – а их делают в двенадцать, четырнадцать и шестнадцать лет – практически исключают возможность заболевания. И хотя от Поттера можно было ожидать чего угодно, даже самого настоящего гриппа, но обычно все же так называли любое недомогание. Во избежание лишних вопросов.
 

 
Гарри приходил в себя мучительно долго. Магия, подкошенная дикой вспышкой ярости, восстанавливалась медленно. Простейшие заклинания вытягивали все силы. После обычного «Акцио, стакан» он потерял сознание, а от банального Люмоса в туалете медленно сполз по гладкой кафельной стене. Потом еще час сидел, прижавшись щекой к холодной плитке, успокаивая колотящееся сердце. Гермиона страшно ругалась. Наверное, ему действительно не стоило, едва придя в сознание, открывать камин для Джинни, а потом вновь запечатывать от нежелательных визитеров. После этого он вырубился на неделю.
 
Забота девушки спасала его от неприятных разговоров с Гермионой, и, кроме того, отвлекала от мыслей о Малфое. Но в последнее время стала изрядно утомлять. Бесконечные расспросы о самочувствии с непрестанным поправлением подушки – и все это на фоне «Ну конечно, Гарри, мы ведь просто друзья» – и ему захотелось сбежать из собственного дома. При этом Джинни могла часами болтать с подругами у камина, время от времени как бы невзначай роняя что-то вроде «Я сейчас у Гарри, да, нет, не знаю, пока ему нужна помощь». Это раздражало. К тому же Джинни до судорог напоминала Молли с ее страстью к готовке – пыталась пичкать его завтраками, обедами и ужинами собственного приготовления. Спасал Кричер, который, неодобрительно скрипя о предателях крови и их непонимании, как должен питаться занемогший волшебник, кормил Гарри экзотическими бульонами. Джинни злилась, сердито фыркала на эльфа и очищала наполненные кастрюли злым взмахом палочки.
 
Когда в очередной раз приволокла в его спальню обед, рассчитанный, как минимум, на двух Хагридов, Гарри, которому все еще кусок не лез в горло, окончательно вышел из себя. Он отправил Джинни с тарелками куда подальше, а в ответ на ее рассерженное «я для тебя столько всего делаю», сказал, что он ни о чем таком не просил. Тогда девушка швырнула в него подносом с едой и грохнула дверью. Гарри, не в силах поверить своему счастью, стряхнул с себя оладьи, дополз до гостиной и закрыл доступ в дом.
 
Когда Гермиона появилась у него дома с охапкой уменьшенных пергаментов, он лежал полностью без сил и пытался взять себя в руки.
 
– Что еще случилось?
 
Последние несколько дней подруга вела себя безжалостно – она считала, Гарри всячески увиливает от учебы и совсем забыл про зачетную неделю. Доводы о том, что до зачетной недели – больше месяца, а сессия вообще в следующем году, на Гермиону не действовали.
 
– Ты ведь знаешь, что я люблю Джинни? – тоскливо спросил он.
 
– Первый раз слышу, – хмыкнула Гермиона.
 
– Блин, – Гарри подавил приступ раздражения, – я хотел сказать, что люблю ее как Молли, как члена семьи.
 
– Она тебя окончательно достала?
 
– Угу.
 
– Тогда хорошо. А то все ждут, когда вы объявите дату помолвки.
 
Гарри угрюмо уставился на Гермиону:
 
– Меня сейчас стошнит. Помолвка с сестрой – бррр, какая гадость.
 
– Согласна, – Гермиона смотрела спокойно, и от этого взгляда Гарри стало не по себе.
 
– Садись, – он похлопал по кровати рядом с собой, – и рассказывай, что узнала от домовиков.
 
Гермиона плюхнулась на кровать, привычно подтянула ноги под себя и завозилась, устраиваясь поудобнее.
 
– Если вкратце, то… Хозяин Гарри привел к себе жить мистера Малфоя-старшего в анимагической форме.
 
Гарри в изнеможении откинулся на подушки.
 
– Как же я их всех ненавижу.
 
Гермиона молчала, и Гарри открыл глаза:
 
– Да, я знаю. Знаю. Ты предупреждала.
 
Он перевернулся на бок и уткнулся лицом в подушку. Как же хреново. Мелькнула мысль, что присутствие Джинни, пожалуй, пошло ему на пользу – оно не позволяло расклеиваться. Разом навалились события последних дней. Очевидно, нужно что-то решать. Но Гарри не хотелось обо всем этом думать. А уж тем более – делать.
 
– Может, все-таки Аврорат? Если Люциус умрет…
 
Гарри застонал.
 
– Гермиона. С ним все в порядке. Давай мы поговорим о чем-нибудь другом, а?
 
– Послушай. Послушай меня внимательно. В жизни бы не подумала, что ты поведешь себя как страус. Тебе надо решить проблему с Малфоями раз и навсегда. Что искал Люциус?
 
– Я точно не знаю. Он писал мне, и не один раз. Хотел получить кое-какие вещи Снейпа, но я его послал…
 
– У тебя есть вещи Снейпа? – Гермиона спустила ноги с кровати.- Но, Гарри, это же незаконно – Люциус Малфой назван наследником. И ты обязан был вернуть…
 
– Ничего я не обязан.
 
– Но…
 
– Это хогвартские вещи. Они принадлежали Хогвартсу и находились в комнатах Снейпа. Минерва была не против, если тебя беспокоит воровство. Там письма, счета, пара учебников и книг. Я просто выгреб все до прихода авроров и утащил…
 
– Неважно. Они были друзьями. Нужно отдать.
 
Они замолчали. Гермиона вновь подтянула ноги и уткнулась подбородком в колени.
 
– Послушай, – осторожно начала она, – ты собираешься обнародовать воспоминания Снейпа?..
 
– Нет.
 
- Гарри, мне кажется, люди…
 
– Да плевать мне на людей. Понимаешь? Плевать. Это слишком личное. Он… Ему бы не понравилось.
 
Девушка только вздохнула.
 
– Ладно. Дело твое. Но я считаю…
 
Гарри застонал.
 
– Молчу, молчу.
 
– Лучше ты мне, как специалист, скажи, – Гарри оторвал голову от подушки, – почему домовики оказались такими тупыми?
 
– Почему тупыми? – нахмурилась Гермиона. – Они выполняют приказы. Ты привел в свой дом двух Малфоев. Одного в этом самом доме поселил. Второй – твой, эээ, друг…
 
– Был.
 
– Напивался с ним…
 
– Два раза.
 
– Доверял ему…
 
– Вот именно. Хватит про Малфоев. Я все понял – во всем виноват я.
 
– Я не говорю, что ты виноват, я говорю, что домовики ни при чем.
 
– А кто причем?!
 
– Тебе нужно найти виноватых?
 
– Почему ты их защищаешь?!
 
– С чего ты взял?
 
– А к чему эти разговоры про «надо было дать ему, что он просил»? Опять я во всем виноват?!
 
– Не кричи на меня!
 
Гермиона сердито соскочила с кровати.
 
– С меня хватит. Осточертело выслушивать твои истерики. Осточертело утешать, когда ты повел себя как последний мудак. Думаешь, я не знаю, что ты сделал с Драко? Вместо того, чтобы нормально поговорить, ты предпочел избить его. Ах, бедного героя ограбили! А то, что ты дальше собственного носа не видишь, и так и не научился отвечать за свои поступки – это не в счет? Почему я, как ненормальная, должна метаться в поисках Малфоев, выяснять, не грохнул ли ты их обоих в порыве праведного гнева, и ломать голову, как будем тебя спасать от Азкабана, случись чего?! Иди ты к черту, Гарри Поттер!
 
Гермиона, совсем как Джинни недавно, выскочила прочь, на прощанье хорошенько приложив дверью об косяк. Только вот бежать за ней запирать камин или, тем более, закрывать дом от аппарирования не было никакого желания. Гарри ударил кулаком по подушке, уткнулся в нее лицом и глухо застонал. Дерьмо. Просто дерьмо. Он вдруг поймал себя на мысли, что так хреново ему не было, даже когда погиб Сириус. Драко мог умереть. Гарри трясло.
 

 
Драко утомленно откинулся на подушки. Сегодня утром отец пришел в себя, и мама запорхала по поместью – откуда только взялись силы. Сам Драко чувствовал только безумную усталость. Бессилие – самое, пожалуй, омерзительное чувство. Звуки шагов по блестящему паркету, звонко отдающиеся под потолком – это звуки одиночества и беды. Поместье замерло на две долгие недели. Даже портреты молчали, лишь провожая взглядами номинального главу дома. Мысли о том, что, если отец не поправится, то из номинального главы он превратится в фактического, Драко старался отбрасывать. И сейчас, когда отпустило напряжение последних дней, он почувствовал, как расслабляются сведенные до боли мышцы.
 
Отец пока не говорил, и было ясно, что окончательно оправится еще нескоро, но уже то, что кризис миновал, казалось чудом. Малфой-младший никогда не считал себя идиотом. Люциус появился в поместье, заливая все вокруг кровью, за десять минут до Драко. И сколько бы там мать ни говорила о тяжелых последствиях Круциатусов, он хорошо помнил, как выглядят и чем лечатся раны от Сектумсемпры. Не хотелось думать, будто отец воспользовался хорошими отношениями сына с Поттером, чтобы проникнуть в его дом, но… Следовало поговорить – причем как можно быстрее. А пока он только смотрел на неподвижную фигуру отца.
 
Письма, которые он писал Гарри, лежали неотправленными – все еще грызла тяжелая обида. Но сейчас его выдержка потихоньку начинала давать сбой. Известие о том, что Гарри Поттер намерен связать свою жизнь с Джинни Уизли, в честь чего затеял капитальную перестройку своего дома, не вызвало у Драко никаких эмоций. Он аккуратно отложил «Пророк», повесил на спинку стула салфетку и ушел к себе в спальню, отчаянно жалея, что двери в Мэноре зачарованы не хлопать. И долго сидел, уставившись в одну точку. В голове медленно плавали мысли – повезло Уизли, Поттер хорошо целуется. И, наверное, не только целуется. Воспоминание о твердом члене, вжимающемся в бедро, вынудили встать и запереться в ванной. Стоя под потоком теплой воды, смывавшем остро пахнущие капли жидкости, Драко даже не пытался сдерживать злые слезы.
 
Допрос тети только ухудшил положение – Андромеда подтвердила, что Джинни Уизли поселилась у Поттера. А также согласилась с сомнениями Драко по поводу магического гриппа. И ремонт Поттер действительно делает. Правда, Драко, бывший свидетелем проявления стихийной магии Гарри, сильно сомневался, что он вызван матримониальными планами Джинни Уизли. Хотя это больше смахивало на самоутешение.
 

 
Пухоспинка